СтИхики

[vit9]

Чарльз Буковски

МУЖЧИНА

[/b]

Перевод Максима Копачевского.

    Джордж лежал в сво?м вагончике, лежал на спине, глядя в маленький переносной телевизор. Он не вымыл обеденной посуды, он не вымыл посуды от завтрака, ему не мешало бы побриться, и пепел с его самокруток падал ему на трусы. Некоторые крошки пепла еще горели. Иногда пепел промахивался мимо трусов и обжигал кожу, тогда он чертыхался, стряхивая.
 
    В дверь постучали. Он медленно поднялся. Это была Констанс. У не? в сумочке была нераспечатанная поллитровая бутылка виски.

- Джордж, я бросила этого сукина сына, я больше не вынесу этого козла.
- Садись.

    Джордж открыл бутылку, достал два стакана, наполнил каждый на треть виски, на две трети водой. Он сел на кровать рядом с Констанс. Она вытащила из своей сумочки сигарету и закурила. Она была пьяна, и е? руки дрожали.

- Я ещ? взяла его сраные деньги. Я взяла его сраные деньги и свалила, пока он был на работе. Если б ты знал, как я страдала с этой дрянью.
- Дай мне закурить, - сказал Джордж.

    Она протянула ему сигарету, наклонившись в его сторону, и он обнял е? одной рукой, притянул к себе и поцеловал.

- Ты сукин сын, - сказала она, - я скучала по тебе.
- Я скучал по этим твоим замечательным ножкам, Конни. Я правда скучал по твоим ножкам.
- Они тебе вс? ещ? нравятся ?
- Я возбуждаюсь от одного вида.
- Я бы больше никогда не смогла этим заниматься с мальчиком из колледжа, - сказала Конни, - Они такие мягкотелые, они сопляки. Он ещ? содержал свой дом в чистоте. Джордж, это было вс? равно, что держать экономку. Он делал вс?. Не было ни единого пятнышка. Можно было есть бифштексы прямо из унитаза. Он у него был стерильный, я тебе точно говорю.
- Выпей, тебе будет легче.
- И он не мог заниматься любовью.
- В смысле, у него не стоял ?
- Да стоял, он у него вс? время стоял. Но он не знал, как доставить женщине удовольствие, ты понимаешь, о ч?м я. Он не знал, что ему делать. Все его деньги, вс? образование - вс? было без толку.
- Я бы хотел иметь образование.
- Тебе оно ни к чему. У тебя есть вс?, что нужно, Джордж.
- Я всего лишь прислуга. Работа - дерьмо.
- А я говорю, у тебя есть все, что нужно, Джордж. Ты знаешь, как сделать женщину счастливой.
- Да ?
- Да. И знаешь, что ещ? ? Его мамаша приходила! Его мамаша ! По два или три раза в неделю. И потом садилась и смотрела на меня, как будто я ей нравлюсь, а сама вс? время обращалась со мной, как с блядью. Как с распоследней блядью, которая крад?т у не? е? сыночка ! Е? драгоценного Уоллиса ! Боже мой ! Какое несчастье ! Он клялся, что любит меня. Я говорю: "Посмотри на мою п$$$у". А он говорит: "Я не хочу смотреть на эту вещь". Эту вещь ! Вот как он е? называл ! Ты не боишься моей письки, а, Джордж ?
- Она меня ни разу не кусала.
- Зато ты е? кусал, ты ел е?, так, Джордж ?
- Ну пожалуй да.
- И ты лизал е?, сосал е? ?
- Ну да.
- Да ты вс? прекрасно знаешь, Джордж, что ты делал.
- Сколько денег ты взяла ?
- Шестьсот долларов.
- Я не люблю людей, которые грабят других, Конни.
- Вот поэтому ты сраный посудомойщик. Ты честный. А он такое дерьмо, Джордж. И ему достаются деньги, а я получаю: его и его мамашу и его любовь, любовь к своей мамаше, его чистые маленькие умывальники, и сортиры, и освежители для рта, и лосьоны после бритья, и его маленький членик, и бесценные занятия любовью. Вс? для себя, ты понимаешь, вс? для себя ! Ты знаешь, чего женщина хочет.
- Спасибо за виски, Конни. Дай мне ещ? сигарету.

    Джордж налил ещ? раз.

- Я скучал по твоим ножкам, Конни. Я правда скучал по твоим ножкам. Мне нравится, как ты носишь эти высокие каблуки. Они меня сводят с ума. Теперешние женщины даже не знают, что они теряют. Высокий каблук подч?ркивает икры, б?дра, попку; он прида?т походке ритм. Это меня заводит !
- Ты говоришь прямо как поэт, Джордж. Иногда ты так говоришь. Никакой ты к ч?рту не посудомойщик.
- Ты знаешь, что бы я сейчас хотел сделать ?
- Что ?
- Я бы хотел отхлестать тебя моим ремн?м по ногам, по заднице, по бедрам. Я хочу, чтобы ты вопила и плакала, и затем тебя, вопящую и плачущую, я бы швырнул в чистую любовь.
- Я этого не хочу, Джордж. Ты мне такого никогда не говорил. Ты всегда со мной хорошо обходился.
- Подними платье повыше.
- Что ?
- Подними платье выше. Я хочу лучше видеть твои ноги.
- Тебе нравятся мои ноги, да, Джордж ?
- Пусть на них падает свет.

    Констанс подняла платье.

- Твою мать ! - сказал Джордж.
- Тебе нравятся мои ноги ?
- Я люблю твои ноги !

    Джордж поднялся и резко хлестнул Констанс по лицу. Сигарета выпала у не? изо рта.

- Зачем ты это сделал ?
- Ты трахалась с Уолтером ! Ты трахалась с Уолтером !
- Ну и какого ч?рта ?
- Ну и подними свое платье выше !
- Нет !
- Делай, что я сказал !

    Джордж ударил ещ? раз, сильнее. Констанс подняла юбку.

- Только до трусов ! - заорал Джордж, - Я не собираюсь смотреть на трусы !
- Боже мой, Джордж, что с тобой случилось ?
- Ты трахалась с Уолтером !
- Джордж, честное слово, ты сошел с ума. Я ухожу. Выпусти меня, Джордж !
- Не двигайся, или тебя убью !
- Убь?шь меня ?
- Я клянусь !

    Джордж встал м налил себе чистого виски, выпил и сел рядом с Констанс. Он взял сигарету и поднес ей к запястью. Она закричала. Он подержал сигарету там, затем не торопясь убрал.

- Я мужчина, поняла это, крошка ?
- Я знаю, что ты мужчина, Джордж.
- Вот, смотри на мои мускулы !

    Джордж выпрямился и напряг обе руки.

- Прекрасно, да, крошка ? Посмотри на эти мускулы ! Пощупай ! Пощупай !

    Констанс потрогала одну руку, затем другую.

- Да, утебя прекрасне тело, Джордж.
- Я мужчина. Я посудомойщик, но я мужчина, настоящий мужчина.
- Я знаю, Джордж.
- Я не тот молокосос, которого ты бросила.
- Я знаю.
- А ещ? я умею петь. Ты должна услышать мой голос.

    Джордж начал петь. Он спел "Река стариков". Потом он спел "Никто не знает, что я пережил". Он спел "Блюз Сент-Луиса". Он спел "Боже, благослови Америку", несколько раз останавливаясь и хохоча. Затем он сел рядом с Констанс. Он сказал: "Конни, у тебя прекрасные ножки". Он спросил ещ? сигарету. Закурил, выпил ещ? пару раз, потом положил голову Конни на ноги, прямо на подвязки, почти в промежность. "Конни, я в?л себя нехорошо, я сош?л с ума, прости меня, что я ударил тебя, прости меня, что я ж?г тебя этой сигаретой."

    Констанс продолжала сидеть. Е? пальцы перебирали волосы Джорджа, гладили их, убаюкивали его. Вскоре он заснул. Она немного подождала. Затем она подняла его голову и положила на подушку, подняла его ноги и уложила вдоль кровати. Она встала, подошла к бутылке, плеснула в свой стакан глоток виски, добавила чуть-чуть воды и выпила залпом. Она прошла к двери вагончика, открыла е?, вышла наружу, закрыла за собой.

    Она прошла через дворик, открыла калитку и пошла по аллее под ночной луной. Небо было чистое. Она вышла на бульвар, пошла к востоку и пришла к двери "Голубого зеркала". Она вошла, в конце бара в одиночестве сидел и пил Уолтер. Она подошла к нему и села рядом. "Соскучился, малыш ?", спросила она. Уолтер поднял глаза.

    Он узнал е?. Он не ответил. Он посмотрел на бармена и бармен направился к ним.

    Они все знали друг друга.

Так - распечатываем

[vit9]

Мож тогда на мыло?  :#3

кидай

[Garribaldi]

НА ЖИЗНЬ ПОЭТОВ (БАШЛАЧЕВ)
Поэты живут. И должны оставаться живыми.
Пусть верит перу жизнь, как истина в черновике.
Поэты в миру оставляют великое имя,
затем, что у всех на уме - у них на языке.
  Но им все трудней быть иконой в размере оклада.
Там, где, судя по паспортам - все по местам.
Дай Бог им пройти семь кругов беспокойного лада,
  По чистым листам, где до времени - все по устам.

Поэт умывает слова, возводя их в приметы
подняв свои полные ведра внимательных глаз.
Несчастная жизнь! Она до смерти любит поэта.
И за семерых отмеряет. И режет. Эх, раз, еще раз!
  Как вольно им петь.И дышать полной грудью
                              на ладан...
  Святая вода на пустом киселе неживой.
  Не плачьте, когда семь кругов беспокойного
                                  лада
  Пойдут по воде над прекрасной шальной
                              головой.

Пусть не ко двору эти ангелы чернорабочие.
Прорвется к перу то, что долго рубить и рубить топорам.
Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия.
К ним Бог на порог. Но они верно имут свой срам.
  Поэты идут до конца. И не смейте кричать им
                                  - Не надо!
  Ведь Бог... Он не врет, разбивая свои зеркала.
  И вновь семь кругов беспокойного, звонкого лада
  глядят Ему в рот, разбегаясь калибром ствола.

Шатаясь от слез и от счастья смеясь под сурдинку,
свой вечный допрос они снова выводят к кольцу.
В быту тяжелы. Но однако легки на поминках.
Вот тогда и поймем, что цветы им, конечно, к лицу.
  Не верте концу. Но не ждите иного расклада.
  А что там было в пути? Метры, рубли...
  Неважно, когда семь кругов беспокойного лада
  позволят идти, наконец, не касаясь земли.

Ну вот, ты - поэт... Еле-еле душа в черном теле.
Ты принял обет сделать выбор, ломая печать.
Мы можем забыть всех, что пели не так, как умели.
Но тех, кто молчал, давайте не будем прощать.
  Не жалко распять, для того, чтоб вернуться
                                  к Пилату.
  Поэта не взять все одно ни тюрьмой, ни сумой.
  Короткую жизнь. Семь кругов беспокойного лада
  Поэты идут.
  И уходят от нас на восьмой.

[Garribaldi]

Гаррибальди, извини, что так процитировала, но этот фрагмент - просто...

Без слов, короче...

хм... Башлачев мой любимый поэт, у него много вещей которые просто душу раздирают на части.

[Garribaldi]

...ну, вот например

ВРЕМЯ КОЛОКОЛЬЧИКОВ

Долго шли - зноем и морозами.
Все снесли - и остались вольными.
Жрали снег с кашею березовой.
И росли вровень с колокольнями.

Если плач - не жалели соли мы.
Если пир - сахарного пряника.
Звонари черными мозолями
Рвали нерв медного динамика.

Но с каждым днем времена меняются.
Купола растеряли золото.
Звонари по миру слоняются.
Колокола сбиты и расколоты.

Что ж теперь ходим круг-да около
На своем поле - как подпольщики ?
Если нам не отлили колокол,
Значит, здесь - время колокольчиков.

Ты звени, звени, звени сердце под рубашкою!
Второпях - врассыпную вороны.
Эй! Выводи коренных с пристяжкою
И рванем на четыре стороны.

Но сколько лет лошади не кованы,
Ни одно колесо не мазано.
Плетки нет. Седла разворованы.
И давно все узлы развязаны.

А на дожде - все дороги радугой!
Быть беде. Нынче нам до смеха ли?
Но если есть колокольчик под дугой,
Так, значит, все.  Заряжай - поехали!

Загремим, засвистим, защелкаем!
Проберет до костей, до кончиков.
Эй! братва! Чуете печенками грозный смех
Русских колокольчиков?

Век жуем. Матюги с молитвами.        
Век живем - хоть шары нам выколи.
Спим да пьем. Сутками и литрами.
Не поем. Петь уже отвыкли.

Долго ждем. Все ходили грязные.
Оттого сделались похожие,
А под Дождем оказались разные.
Большинство - честные, хорошие.

И, пусть разбит батюшка Царь-колокол -
Мы пришли. Мы пришли с гитарами.        
Ведь биг-бит, блюз и рок-н-ролл
Околдовали нас первыми ударами.

И в груди - искры электричества.        
Шапки в снег - и рваните звонче.
Свистопляс! Славное язычество.
Я люблю время колокольчиков.

[Garribaldi]

...или вот еще
АБСОЛЮТНЫЙ ВАХТЕР

Этот город скользит и меняет названья.
Этот адрес давно кто-то тщательно стер.
Этой улицы нет, а на ней нету зданья,
Где всю ночь правит бал Абсолютный Вахтер.

Он отлит в ледяную, нейтральную форму.
Он тугая пружина. Он нем и суров.
Генеральный хозяин тотального шторма
Гонит пыль по фарватеру красных ковров.

Он печатает шаг, как чеканят монеты.
Он обходит дозором свой архипелаг.
Эхо гипсовых горнов в пустых кабинетах
Вызывает волнение мертвых бумаг.

Алый факел - мелодию белой темницы -
Он несет сквозь скупую гармонию стен.
Он выкачивает звуки   резиновым шприцем
Из колючей проволоки наших вен.

В каждом гимне - свой долг, в каждом марше - порядок.
Механический волк на арене лучей.
Безупречный танцор магаданских площадок.
Часовой диск-жокей бухенвальдских печей.

Лакированный спрут, он приветлив и смазан,
И сегодняшний бал он устроил для вас.
Пожилой патефон, подчиняясь приказу,
Забирает иглой ностальгический вальс.

Бал на все времена! Ах, как сентиментально...
И паук - ржавый крест - спит в золе наших звезд.
И мелодия вальса так документальна,
Как обычный арест, как банальный донос.

Как бесплатные танцы на каждом допросе,
Как татарин на вышке, рванувший затвор.
Абсолютный Вахтер - ни Адольф, ни Иосиф,
Дюссельдорфский мясник да пскопской живодер.

Полосатые ритмы синкопой на пропуске.
Блюзы газовых камер и свинги облав.
Тихий плач толстой куклы, разбитой при обыске,
Бесконечная пауза выжженных глав.

Как жестоки романсы  патрульных уставов
И канцонов концлагерных нар звукоряд.
Бьются в вальсе аккорды хрустящих суставов
И решетки чугунной струною звенят.

Вой гобоев ГБ в саксофонах гестапо
И все тот же калибр тех же нот на листах.
Эта линия жизни - цепь скорбных этапов
На незримых и призрачных жутких фронтах.

Абсолютный Вахтер - лишь стерильная схема.
Боевой механизм, постовое звено.
Хаос солнечных дней ночь приводит в систему
Под названьем... да, впрочем, не все ли равно.

Ведь этот город скользит и меняет названья,
Этот адрес давно кто-то тщательно стер.
Этой улицы нет, а на ней нету зданья,
Где всю ночь правит бал Абсолютный Вахтер.

[Garribaldi]

...а вот это мо?
Настоящий мужик, или пару строк о феминизме.
Настоящий мужик, это не про меня,
Своего я времени чадо.
Мне не надо полцарства, не надо коня,
И царевны прекрасной не надо.
Я и биться с мечом в руках не привык,
Да и боли боюсь, признаться.
В наше время отвык настоящий мужик,
За любовь и за счастье драться.
Да и некому руку свою предложить,
И сердце отдать в придачу.
Настоящие дамы разучились любить,
Падать в обморок, и больше не плачут.
Современная леди - величава, строга,
И права все время качает.
Я ж не против их прав. но мужская рука,
Что-то быстро слабеть начинает.
Эй, красавицы, стойте, я никак не пойму,
Кто ж из нас слабый пол, ответьте!
Ну да ладно, ответ вам свой предложу,
Вот, что я, поразмыслив, заметил:
Ведь в природе везде и всегда было так,
Где-то прибыло, где-то убудет.
Феминизм - вот причина, по другому никак!
Объяснений других не будет.
Вы мечтали о равенстве для себя,
Получайте то, что хотели.
Но на палке любой всегда два конца,
Вы об этом подумать успели?
И в итоге имеем: слабовольный мужик -
Следствие теоремы.
Доказательство под каблуками лежит,
Какие еще проблемы?

[Garribaldi]

Это о тебе?

Вообще то о феменизме. Но и в определенном смысле и обо мне...

[Garribaldi]

Ясно. Но как-то уж очень...

Вообще то, это стих юмористический ЕСЛИ Ч? ТАК...

[Garribaldi]

Вообще-то, я так и поняла.
Давай лучше из Башлачева еще запости.

Хорошего понемножку.

[2128506]

Вообще-то, я так и поняла.
Давай лучше из Башлачева еще запости.

Пока Garribaldi, как выясняется родной души, нет, я попробую продолжить постить СашБаша:

Как ветра осенние

Как ветра осенние подметали плаху
Солнце шло сторонкою, да время - стороной
И хотел я жить, да умирал да сослепу, со страху,
Потому, что я не знал, что ты со мной
Как ветра осенние заметали небо,
Плакали, тревожили облака.
Я не знал, как жить, ведь я еще не выпек хлеба,
А на губах не сохла капля молока.
Как ветра осенние да подули ближе.
Закружили голову - и ну давай кружить.
Ой-oй-oй, да я сумел бы выжить,
Если бы не было такой простой работой - жить.
Как ветры осенние жали - не жалели рожь.
Ведь тебя посеяли, чтоб ты пригодился.
Ведь совсем неважно, от чего ты помрешь,
Ведь куда важнее, для чего ты родился.
Как ветра осенние черной птицей голосили:
"А ты откуда взялся, богатырь-снегирь?"
Я хотел бы жить, жить и умереть в России,
Если б не было такой страны - Сибирь.
Как ветра осенние уносят мое семя.
Листья воскресения да с весточки - весны.
Я хочу дожить, хочу увидеть время,
Когда эти песни станут не нужны.

[2128506]

Посошок

Эх, налей посошок, да зашей мой мешок
На строку - по стежку, а на слова - по два шва.
И пусть сырая метель мелко вьет канитель *
И пеньковую пряжу плетет в кружева.
Отпевайте немых! А я уж сам отпою.
А ты меня не щади - срежь ударом копья.
Но гляди - на груди повело полынью.
Расцарапав края, бьется в ране ладья.
И запел алый ключ. Закипел, забурлил.
Завертело ладью на веселом ручье.
А я еще посолил. Рюмкой водки долил.
Размешал и поплыл в преисподнем белье.
Перевязан в венки мелкий лес вдоль реки.
Покрути языком - оторвут с головой.
У последней заставы блеснут огоньки,
И дорогу штыком преградит часовой.
- Отпусти мне грехи! Я не помню молитв.
Если хочешь - стихами грехи замолю,
Но объясни - я люблю оттого, что болит,
Или это болит, оттого, что люблю?
Ни узды, ни седла. Всех в расход. Все дотла.
Но кое-как запрягла. И вон - пошла на рысях!
Эх, не беда, что пока не нашлось мужика.
Одинокая баба всегда на сносях.
И наша правда проста, но ей не хватит креста
Из соломенной веры в "спаси-сохрани".
Ведь святых на Руси - только знай выноси!
В этом высшая мера. Скоси-схорони.
Так что ты, брат, давай! Ты пропускай, не дури!
Да постой-ка, сдается и ты мне знаком...
Часовой всех времен улыбнется: - Смотри! -
И подымет мне веки горячим штыком.
Так зашивай мой мешок, да наливай посошок!
На строку - по глотку, а на слова - и все два.
И пусть сырая метель все кроит белый шелк,
Мелко вьет канитель да плетет кружева.

[2128506]

Грибоедовский вальс

В отдаленном совхозе "Победа"
Был потрепанный старенький "ЗИЛ".
А при нем был Степан Грибоедов,
И на "ЗИЛе" он воду возил.
Он справлялся с работой отлично.
Был по обыкновению пьян.
Словом, был человеком обычным
Водовоз Грибоедов Степан.
После бани он бегал на танцы.
Так и щупал бы баб до сих пор,
Но случился в деревне с сеансом
Выдающийся гипнотизер.
На заплеванной маленькой сцене
Он буквально творил чудеса.
Мужики выражали сомненье,
И таращили бабы глаза.
Он над темным народом смеялся.
И тогда, чтоб проверить обман,
Из последнего ряда поднялся
Водовоз Грибоедов Степан.
Он спокойно вошел на эстраду,
И мгновенно он был поражен
Гипнотическим опытным взглядом,
Словно финским точеным ножом.
И поплыли знакомые лица...
И приснился невиданный сон -
Видит он небо Аустерлица,
Он не Степка, а Наполеон!
Он увидел свои эскадроны.
Он услышал раскаты стрельбы
И заметил чужие знамена
В окуляре подзорной трубы.
Но он легко оценил положенье
И движением властной руки
Дал приказ о начале сраженья
И направил в атаку полки.
Опаленный горячим азартом,
Он лупил в полковой барабан.
Был неистовым он Бонапартом,
Водовоз Грибоедов Степан.
Пели ядра, и в пламени битвы
Доставалось своим и врагам.
Он плевался словами молитвы
Незнакомым французским богам.
Вот и все. Бой окончен. Победа.
Враг повержен. Гвардейцы, шабаш!
Покачнулся Степан Грибоедов,
И слетела минутная блажь.
На заплеванной сцене райклуба
Он стоял, как стоял до сих пор.
А над ним скалил желтые зубы
Выдающийся гипнотизер.
Он домой возвратился под вечер
И глушил самогон до утра.
Всюду чудился запах картечи
И повсюду кричали "Ура!"
Спохватились о нем только в среду.
Дверь сломали и в хату вошли.
А на них водовоз Грибоедов,
Улыбаясь, глядел из петли.
Он смотрел голубыми глазами.
Треуголка упала из рук.
И на нем был залитый слезами
Императорский серый сюртук.

[2128506]

Ну и что-нибудь по веселее:

Подвиг разведчика

В рабочий полдень я проснулся стоя.
Опять матрац попутал со стеной.
Я в одиночку вышел из запоя,
Но - вот те на! - сегодня выходной.
И время шло не шатко и не валко.
Горел на кухне ливерный пирог.
Скрипел мирок хрущевки-коммуналки,
И шлепанцы мурлыкали у ног.
Сосед Бурштейн стыдливо бил соседку -
Мы с ней ему наставила рога.
Я здесь ни с кем бы не пошел в разведку,
Мне не с кем выйти в логово врага.
Один сварил себе стальные двери.
Другой стишки кропает до утра.
Я - одинок. Я никому не верю.
Да, впрочем, видит Бог - невелика потеря
Весь ихний брат и ихняя сестра.
Экран, а в нем с утра звенят коньки -
В хоккей играют настоящие мужчины.
По радио поют, что нет причины для тоски,
И в этом ее главная причина.
В "Труде" сенсационная заметка
О том, что до сих пор шумит тайга.
А мне до боли хочется в разведку,
Вот сейчас уйти и не вернуться в эту клетку *
Уйти - в чем есть - в глубокий тыл врага.
Из братских стран мне сообщает пресса:
Поляки оправляются от стресса.
Прижат к ногтю вредитель Лех Валенса,
Мечтавший всю Варшаву отравить.
Да, не все еще врубились в суть прогресса
И в трех соснах порой не видят леса.
Бряцает амуницией агрессор,
Но ТАСС уполномочен заявить:
"Тяжелый смог окутал Вашингтон.
Невесело живется без работы
В хваленых джунглях каменной свободы,
Где правит ЦРУ и Пентагон.
Среди капиталистов наших стран
Растет угар военного психоза.
Они пугают красною угрозой
Обманутых рабочих и крестьян.
А Рейган - вор, ковбой и педераст -
Поставил мир на ядерную карту."
Тревожно мне. Кусаю свой матрац,
Дрожу, как СС-20 перед стартом.
Окончился хоккей, пошли стрекозы.
А по второй насилуют кларнет.
Да как же можно? Ведь висит угроза!
И ничего страшней угрозы нет!
Да, вовремя я вышел из запоя...
Не отдадим родимой Костромы!
Любимый город может спать спокойно
И мирно зеленеть среди зимы!
Буденовку напялю на затылок.
Да я ль не патриот, хотя и пью?
В фонд мира сдам мешок пустых бутылок
А из матраца парашют скрою.
Возьму аванс. Куплю один билет **
На первый рейс до Западной Европы.
В квадрате Гамбурга - пардон, я в туалет! -
Рвану кольцо и размотаю стропы.
Пройду, как рысь, от Альп и до Онеги
Тропою партизанских автострад.
Все под откос - трамваи и телеги.
Не забывайте, падлы, Сталинград!
Пересчитаю все штыки и пушки.
Пускай раскрыт мой корешок-связной -
Я по-пластунски обхожу ловушки
И выхожу в эфир любой ценой.
Я - щит и меч родной Страны Советов!
Пока меня успеют обложить -
Переломаю крылья всем ракетам,
Чтоб на Большую землю доложить:
- Мол, вышел пролетарский кукиш Бонну.
Скажите маме - НАТО на хвосте!
Ваш сын дерется до последнего патрона
На вражьей безымянной высоте.
Хочу с гранатой прыгнуть под колеса,
Но знамя части проглотить успеть.
Потом молчать на пытках и допросах,
А перед смертью - и про Катюшу спеть.
Бодун крепчал. Пора принять таблетку.
В ушах пищал секретный позывной.
По выходным так хочется в разведку.
Айда, ребята! кто из вас со мной?

[olgam]

Сегодня Тарковский в самый разок будет, думаю...
Тяжело, правда, читается - ну... на любителя, короче...

ПЕРВЫЕ СВИДАНИЯ

Свиданий наших каждое мгновенье
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.

Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: "Будь благословенна!" -
Я говорил и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.

А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И - боже правый! - ты была моя.

Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь по горло полнозвучной силой
Наполнилась, и слово "ты" раскрыло
Свой новый смысл и означало: царь.

На свете все преобразилось, даже
Простые вещи - таз, кувшин, - когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твердая вода.

Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам было с нами по дороге,
И рыбы подымались по реке,
И небо развернулось пред глазами...

Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.

[olgam]

Он же.  А.Тарковский.

x x x

С утра я тебя дожидался вчера,
Они догадались, что ты не придешь,
Ты помнишь, какая погода была?
Как в праздник! И я выходил без пальто.

Сегодня пришла и устроили нам
Какой-то особенно пасмурный день,
И дождь, и особенно поздний час,
И капли бегут по холодным ветвям.

Ни словом унять, ни платком утереть...


x x x

Если б, как прежде, я был горделив,
Я бы оставил тебя навсегда;
Все, с чем расстаться нельзя ни за что,
Все, с чем возиться не стоит труда, -
Надвое царство мое разделив.

Я бы сказал:
              - Ты уносишь с собой
Сто обещаний, сто праздников, сто
Слов. Это можешь с собой унести.

Мне остается холодный рассвет,
Сто запоздалых трамваев и сто
Капель дождя на трамвайном пути,
Сто переулков, сто улиц и сто
Капель дождя, побежавших вослед.


x x x

Отнятая у меня, ночами
Плакавшая обо мне, в нестрогом
Черном платье, с детскими плечами,
Лучший дар, не возвращенный богом,

Заклинаю прошлым, настоящим,
Крепче спи, не всхлипывай спросонок,
Не следи за мной зрачком косящим,
Ангел, олененок, соколенок.

Из камней Шумера, из пустыни
Аравийской, из какого круга
Памяти - в сиянии гордыни
Горло мне захлестываешь туго?

Я не знаю, где твоя держава,
И не знаю, как сложить заклятье,
Чтобы снова потерять мне право
На твое дыханье, руки, платье.

[olgam]

Ну и еще. Оттуда же.


ВЕТЕР

    Душа моя затосковала ночью.
    А я любил изорванную в клочья,
    Исхлестанную ветром темноту
    И звезды, брезжущие на лету
    Над мокрыми сентябрьскими садами,
    Как бабочки с незрячими глазами,
    И на цыганской масленой реке
    Шатучий мост, и женщину в платке,
    Спадавшем с плеч над медленной водою,
    И эти руки, как перед бедою.

    И кажется, она была жива,
    Жива, как прежде, но ее слова
    Из влажных ?Л? теперь не означали
    Ни счастья, ни желании, ни печали,
    И больше мысль не связывала их,
    Как повелось на свете у живых.

    Слова горели, как под ветром свечи,
    И гасли, словно ей легло на плечи
    Все горе всех времен. Мы рядом шли,
    Но этой горькой, как полынь, земли
    Она уже стопами не касалась
    И мне живою больше не казалась.
    Когда-то имя было у нее.
    Сентябрьский ветер и ко мне в жилье
    Врывается - то лязгает замками,
    То волосы мне трогает руками.


* * *

    Мы крепко связаны разладом,
    Столетья нас не развели.
    Я волхв, ты волк, мы где-то рядом
    В текучем словаре земли.

    Держась бок о бок, как слепые,
    Руководимые судьбой,
    В бессмертном словаре России
    Мы оба смертники с тобой.

    У русской песни есть обычай
    По капле брать у крови в долг
    И стать твоей ночной добычей.
    На то и волхв, на то и волк.

    Снег, как на бойне, пахнет сладко,
    И ни звезды над степью нет.
    Да и тебе, старик, свинчаткой
    Еще перешибут хребет.

[Dobrij moder]

Тык-с... Сафсэм тема увяла... Непорядочек-с...  

А я вот по БГ опять встреваю, терпите... :

МАТРОС

Б.Гребенщиков

Несчастный матрос, твой корабль потоп;
Клопы завелись в парусах.
Твой боцман - любитель портвейна и сноб
С прокисшей капустой в усах.

Со злым тараканом один на один
Ты бьешься, бесстрашен и прост;
Среди осьминогов, моржей и сардин,
Прекрасный, как Охтинский мост.

ДЕТИ ДЕКАБРЯ

Б.Гребенщиков

Здравствуй, я так давно не был рядом с тобой,
Но то, что держит вместе детей декабря,
Заставляет меня прощаться с тем, что я знаю,
И мне никогда не уйти, до тех пор, пока...
Но если ты хочешь слушать, то я хочу петь для тебя,
И если ты хочешь пить, я стану водой для тебя.

ТАНЦЫ НА ГРАНИ ВЕСНЫ

Б.Гребенщиков

Сегодня днем я смотрел с крыши,
Сегодня ночью я буду жечь письма.
Камни в моих руках,
Камни, держащие мир,
Это не одно и то же.

Я мог бы написать эпос,
Но к чему рисковать камуфляжем?
Мог бы взять холст и кисти,
Но это ничего не меняет.
Мог бы сделать шаг назад,
Я мог бы сделать шаг назад,
Но это не то, что мне нужно,
Это не то, что мне нужно -
Это только наши танцы на грани весны;
Это только наши танцы на грани весны.

Я вижу твой берег, но что там блестит в кустах?
Я видел что-то подобное в одном из видеофильмов.
Я знаю твой голос лучше, чем свой,
Но я хочу знать, кто говорит со мной;

Я мог бы остаться целым,
Но это не в правилах цирка.
Мог бы остаться целым,
Но это не в моих свойствах;
Мог бы признаться в любви,
Я мог бы признаться тебе в любви,
Но разве ты этого хочешь?
И разве это что-то меняет?
Это только наши танцы на грани весны;
Это только наши танцы на грани весны.

Сегодня днем я смотрел с крыши,
Сегодня ночью я буду жечь письма.
Камни в моих руках, камни, держащие мир,
Это не одно и то же;
Я мог бы написать эпос,
Но к чему рисковать камуфляжем?
Мог бы взять холст и кисти,
Но это ничего не меняет.
Мог бы сделать шаг назад,
Я мог бы сделать шаг назад,
Но это не то, что мне нужно;
Нет, это не то, что мне нужно.
Это только наши танцы на грани весны;
Это только наши танцы на грани весны.

[Fenrir]

А я люблю мороженое.
Холодное и сладкое.
Мне нравицца вкус оного
Совсем бы не зам?рзнуть.

[Fenrir]

Пишу глазами я поэму,
Плавно клавиши давя,
Вокруг меня всего лишь стены,
Забыл совсем я о себе.

[Dobrij moder]

Ну шта, исчо из Борюськи накидаю...

ИНЦИДЕНТ В НАСТАСЬИНО

Дело было как-то ночью, за околицей села,
Вышла из дому Настасья в чем ее мама родила,
Налетели ветры злые, в небесах открылась дверь,
И на трех орлах спустился незнакомый кавалер.

Он весь блещет, как Жар-Птица, из ноздрей клубится пар,
То ли атаман, то ли брахман, то ли полный аватар
Он сказал - "У нас в нирване все чутки к твоей судьбе,
Чтоб ты больше не страдала, я женюся на тебе."

Содрогнулась вся природа, звезды градом сыплют вниз,
Расступились в море воды, в небе радуги зажглись.
Восемь рук ее обьяли, третий глаз сверкал огнем,
Лишь успела крикнуть "мама", а уж в рай взята живьем.

С той поры прошло три года, стал святым колхозный пруд,
К нему ходят пилигримы, а в нем лотусы цветут.
В поле ходят Вишна с Кришной, климат мягок, воздух чист,
И с тех пор у нас в деревне каждый третий - индуист.

ИСКУССТВО БЫТЬ СМИРНЫМ

Я выкрашу комнату светлым;
Я сделаю новые двери.
Если выпадет снег,
Мы узнаем об этом только утром;
Хороший год для чтенья,
Хороший год, чтобы сбить со следа;
Странно - я пел так долго;
Возможно, в этом что-то было.
Возьми меня к реке,
Положи меня в воду;
Учи меня искусству быть смирным,
Возьми меня к реке.

Танцевали на пляже,
Любили в песке;
Летели выше, чем птицы,
Держали камни в ладонях:
Яшму и оникс; хрусталь, чтобы лучше видеть;
Чай на полночных кухнях -
Нам было нужно так много.
Возьми меня к реке,
Положи меня в воду;
Учи меня искусству быть смирным,
Возьми меня к реке.

Я выкрашу комнату светлым,
Я сделаю новые двери;
Если ночь будет темной,
Мы выйдем из дома чуть раньше,
Чтобы говорить негромко,
Чтобы мерить время по звездам;
Мы пойдем, касаясь деревьев -
Странно, я пел так долго.
Возьми меня к реке,
Положи меня в воду;
Учи меня искусству быть смирным,
Возьми меня к реке.

С УТРА Ш?Л СНЕГ

Выключи свет,
Оставь записку, что нас нет дома -
На цыпочках мимо открытых дверей,
Туда, где все светло, туда, где все молча;

И можно быть
Надменной, как сталь,
И можно говорить,
Что все не так, как должно быть,
И можно делать вид,
Что ты играешь в кино
О людях, живущих под высоким давленьем -
Но
С утра шел снег,
С утра шел снег;
Ты можешь делать что-то еще,
Если ты хочешь, если ты хочешь...

Ты помнишь, я знал себя,
Мои следы лежали как цепи,
Я жил, уверенный в том, что я прав;
Но вот выпал снег, и я опять не знаю, кто я;

И кто-то сломан и не хочет быть целым,
И кто-то занят собственным делом,
И можно быть рядом, но не ближе, чем кожа,
Но есть что-то лучше, и это так просто;
С утра шел снег,
С утра шел снег;
Ты можешь быть с кем-то еще,
Если ты хочешь, если ты хочешь...

[Dobrij moder]

Я повстречала его весною,
Он был художник почти известный,
Мы целовались с ним под сосною -
И он женился, поскольку честный.
Он пил немного, он был негрубым,
Такое счастье лишь раз бывает!
Одно смущало - почистит зубы
И вечно тюбик не закрывает.
Но я внимания не обращала -
Такой мужчина мне небом даден!
И вс? по-бабьи его прощала,
Вс? - даже тюбик, будь он неладен...
А он, рисуя, впадал в нирванну.
То вдруг обнимет - люблю, и баста! -
То вдруг, проказник, потащит в ванну...
А там ОТКРЫТА ЗУБНАЯ ПАСТА!!!!!!!
А я, как дура, - носки стирала,
В супы ложила бульонный кубик,
И вс? просила, вс? умоляла:
"Почистил зубы - ЗАКРОЙ, БЛИН, ТЮБИК!!!"
А он, скотина, - ну как нарочно:
"Вс? это, Глаша, второстепенно!"
Скажите, девки - ну разве можно
ЛЮБИТЬ И ГАДИТЬ ОДНОВРЕМЕННО?!
И я с досады ушла к соседу,
Ведь у соседа - вставная челюсть.
На полке тюбик от бленд-а-меду
Лежит закрытый. Какая прелесть...

чей-то ЖЖ  

[Sprite]

Ты успокой меня, скажи что это шутка
Что ты по-прежнему, по-старому моя
Не покидай меня, мне бесконечно жутко
Мне так мучительно, так страшно без тебя

Но ты уйдешь холодной и далекой
Укутав сердце в шелк и соболя
Не покидай меня, не будь такой жестокой
Пусть мне покажется что ты еще моя.

(Вертинский)

[Sprite]

Как хорошо без женщин и без фраз
Без горьких слез и сладких поцелуев
Без этих милых слишком честных глаз
Которые вам лгут и вас еще ревнуют

Как хорошо без театральных сцен
Без долгих благородных объяснений
Без этих истерических измен
Без этих запоздалых сожалений

И как смешна нелепая игра
Где проигрыш велик
А выигрыш так ничтожен
Когда партнеры ваши шулера
А выход из игры уж невозможен

Как хорошо проснуться одному
В своем уютном холостяцком флэте
И знать что ты не должен никому
Давать отчет никому на свете

Как хорошо с приятелем вдвоем
Сидеть и пить простой шотландский виски
И улыбаясь вспоминать о том
Что с этой дамой вы когда-то были близки

А чтобы проигрыш немного отыграть
С ее подругою затеять флирт невинный
Чтоб как-нибудь чуть-чуть застраховать
Простое самолюбие мужчины

(он же)

[Sprite]

и ещ? одно:

Это все, что от Вас осталось, -
Пачка писем и прядь волос.
Только сердце немного сжалось,
В нем уже не осталось слез.

Вот в субботу куплю собаку,
Буду петь по ночам псалом,
Закажу себе туфли к фраку...
Ничего. Как-нибудь проживем.

Все окончилось так нормально
Так логичен и прост конец:
Вы сказали, что нынче в спальню
Не приносят с собой сердец.

1918, Харьков